Краудфандинг – это не про деньги вообще. Это возможность рассказать свою историю

Гузель Санжапова, социальный предприниматель

Суть и цель моего бизнеса – я не даю одной маленькой деревне умереть. Однажды моему папе в наследство от отца досталась пасека. Пасеку надо было где-то разместить. Выбор пал на деревню Малый Турыш, родину бабушки по маминой линии. Так сложилось, что для покупки папа выбрал дом №13. А когда привез туда мамину маму, выяснилось, что именно в этом доме она родилась. Теперь моя бабушка живет там, откуда началась ее жизнь. Как-то я стала замечать, что папа, которому не было в тот момент и 50 лет, начал старчески шаркать ногами и впадать в уныние. В Москву из деревни уезжала в рыданиях, с единственной мыслью, что никак не могу ему помочь – кроме как присылать деньги. Стала думать, что делать. Дело в том, что в деревню пожилые люди приезжают «умирать», воспринимают это как закат своей жизни. Уроженцы деревни в молодости покидают родину – едут за деньгами и возможностями. А оставшиеся безнадежно ждут доброго дядю в надежде, что он изменит их жизнь. Я поняла, что не могу больше с этим мириться.

Здесь надо отвлечься и сказать про стереотип деревни: если ты туда приехал, а не родился и вырос там, всегда будешь чужаком. В какой-то момент стало очевидным, что изменить ситуацию можно только с помощью коллективной работы, в которой участвовали бы все жители деревни. Понятно, что торговать медом в масштабах деревни глупо – там он есть в каждом доме. И еще одно. Я не люблю мед, только не удивляйтесь. Для меня он приторный. Исходя из всех этих факторов, мы стали размышлять и вышли на технологию взбивания меда. Чтобы не было слишком сладко, решили добавлять ягоды. Вот так и появилась первая линейка: мед с ягодами, которые собирали бабушки из нашей деревни. Сейчас у нас 13 вкусов, плюс карамельное производство.

У нас есть штат. Но все было не так просто, как можно подумать, глядя на картинки из Инстаграма. Поначалу бабушки могли запросто наклеить этикетку вверх ногами. Сейчас мне очень нравится наблюдать, как все бегут на работу. Вы понимаете, каждому из сотрудников до работы не больше 50 метров, но они так боятся опоздать! И вовсе не потому, что какие-то штрафы могут быть – у нас такого нет вообще. Они стремятся не опоздать, чтобы не пропустить новости, события, известия из города. Работа для них перестала быть просто добычей денег, хотя заработок у нас – основная часть их дохода. Люди стали понимать, что мы это делаем, чтобы всем нам лучше было жить. В глазах появилась надежда – в свои собственные силы. Теперь уже нет никакой истории про «доживать свой век», наши бабушки живут полной жизнью!

Мне хочется создавать не просто рабочие места, а комфортную среду. Благодаря спонсорам мы обустроили в деревне детскую площадку. Это стало событием, участвовать в котором вышли все. Люди искренне благодарили: за последние 30 лет они ни разу вместе не собирались. Я не верила: 16 домов на всю деревню – и не собирались вместе. Отвечают: «а повода не было». Сейчас поводов – хоть отбавляй. Обустраиваем территорию вокруг площадки, здесь у каждого своя роль – от доставки саженцев сирени до охраны насаждений от хулиганов из соседней деревни.

Почему о нашем проекте узнало столько людей? Я не делала посыла – «смотрите, какие нищие бабушки, им надо помочь». Я говорила: «если мы сейчас все вместе поможем нашим бабушкам, то у них появится работа и их завтрашний день будет совсем другим». Я говорила и показывала, что у нас честный продукт. Когда-то мы начинали с трех человек. В прошлом году ягоды собирало 42 человека, прогноз на этот год – 70 человек. Я предполагаю, что в итоге будет больше. За пару дней действия предзаказа на июньское варенье мы получили 800 заявок, 500 человек готовы оплатить доставку прямо сейчас. И они хотят именно этот продукт. Потому что видят по нашим отчетам, как мы его производим.

Моя бабушка стала лицом проекта. Она работает с нами, перебирает в цехе ягодки. Меня часто упрекают за ее желтую куртку и ярко-розовые очки. Говорят, что я глумлюсь над старостью. Но это «бабушкино самосознание». А я смотрю на нее и понимаю, что это я в старости. А теперь про деньги. Мы начинали с абсолютного нуля, в активе была только пасека. Кредиты мы не привлекали, но я на себе протестировала систему краудфандинга. Краудфандинг означает не что иное, как народное финансирование, «с миру по нитке». В итоге сейчас у нас за спиной 4 успешных краундфандинговых проекта. В России есть две известные большие платформы, где ты можешь запустить проект. Например: мне нужно сушильное оборудование стоимостью 150 тысяч рублей. Я пишу, что мы будем делать мед с ягодами. Я смогу дать работу стольким-то бабушкам. А деньги верну продуктом. Вот так, собственно, и мы запустили первый краудфандинг. Собрали в три раза больше, чем планировали. И нам честно пришлось рассказывать и показывать, куда ушли деньги. После четырех краудфандингов отчетливо понимаю, что это не про деньги вообще. Народное финансирование – мощнейший инструмент пиара и маркетинга. То есть таким способом ты приобретаешь возможность рассказать свою историю – конечно, если история честная. Мы собирали на сушильное оборудование, на первый цех.

Каждый раз нам кричат, что мы сумасшедшие. Так говорили, когда мы собирали на производственный цех. И когда хотели строить детскую площадку. Спрашивали, кому в деревне качаться на каруселях. Но в деревне на тот момент было десять детей – из пятидесяти жителей. Деньги мы собрали. Но потом я полтора года согласовывала проект с местной администрацией, отвечая на короткий вопрос: зачем? Аргументировала, что, если будет площадка, то, возможно, этих детей ждет другая жизнь, они не будут пить с младшей школы и не станут уголовниками. Площадку построили. Последний краундфандинговый проект – строительство карамельной фабрики. И завтра я снова лечу на переговоры с администрацией — обсуждать, как обустраивать общественные пространства. Потому что я поняла, что «как только ты поворачиваешься к людям лицом, они начинают отдавать».

(Записано на форуме «Бизнес со смыслом»)